lampalupa.ru

Потемкин соло. "соло моно путешествие сознания пораженца"

Движение нашей цивилизации к своему будущему становится темой повествования и авторского размышления в очередном романе Александра Потемкина «Соло Моно». Такая научно-философская фантастика современного формата. Молодые поймут ее лучше, чем воспитанные классической литературой читатели. Но и те и другие окунутся в крайне интересные, пронизанные новизной, хотя и крайне радикальные воззрения полубезумного героя-отшельника Федора Махоркина. Соло моно - так Махоркин решил назвать свое детище, человека сверхразума, очищенного от пороков бездуховности, - противопоставлен тому Терминатору, который насаждается нам сегодня в качестве супергероя.Роман многослоен, в нем много пластов восприятия: от любования первозданной природой тайги до коварства детективных поворотов сюжета, от рассуждений о неизбежной гибели Евросоюза до проникновения в тайны творчества Сальвадора Дали. Любитель умной литературы, несомненно, будет рад этой книге.

ВЕСТИ ФМ, эфир от 07.06.2017, 8:40, в студии - Владимир Рудольфович Соловьёв, Анна Шафран, Армен Гаспарян.

Слушайте, вот опять этот Александр Потемкин роман «Соло Моно». Путешествие сознания пораженца. Скажите мне, пожалуйста, есть хоть один человек на земле, который это прочитал? Ну просто глядя на эту рекламу ты понимаешь, что это, вежливо говоря, не дай Бог в руки попадется такая книга. Ну я не видел чтобы так рекламировали никого никогда. Я просто, ну, чуть-чуть понимаю в издательском бизнесе, я не могу себе вот представить чтобы эта книга когда-нибудь окупилась.

Армен Гаспарян: Ну, может быть это какое-то гениальное произведение, новая классика…

(перебивает): Да даже если это гениальное произведение, даже новая классика, они обычно продаются там… многомилионные тиражи этих гениальных произведений… каких не знаю... Слушай, у нас Дэн Браун продавался с меньше рекламой. У нас Донцова продается без всей этой рекламы там и бешеных….

Армен Гаспарян (перебивает): Ну, равно как и Захар Прилепин, и Сережа Шаргунов - они без рекламы продаются.

Владимир Рудольфович Соловьёв: Да, но мы говорим там о многомиллионных тиражах, поэтому я там предлагаю там Донцову, Браун, то есть, там Прилепин, Шаргунов…. там серьезные писатели, несколько там другие… то есть ну просто другой жанр….Ну здесь то все-таки…

Анна Шафран: Ну а я, кстати, подумала, что надо посмотреть, что там написано, почему ее так усиленно втюхивают народу, что он ее должен прочитать.

Владимир Рудольфович Соловьёв: Я не могу себе это представить…

Армен Гаспарян: Нет, ну если были там такие инструменты работы с населением, как тоталитарные секты или, там, работа с либеральной оппозицией…

Владимир Рудольфович Соловьёв (перебивает): Ну, у меня как раз возникает резкое желание никогда эту книгу в руки не брать.

Анна Шафран: Ну Вы - это Вы. Может это из той же серии, подумала я, и заинтересовалась, что там написано внутри.

Армен Гаспарян: … Анна Борисовна, а можно вот нескромный вопрос? А автор, он действительно настолько глубоко погружен вот в тему противодействия тоталитарных сект, он знает как это все?...

Анна Шафран: Не, не, не, я тут говорила про тоталитарные секты как инструмент работы с населением, на которое нужно воздействовать извне.

Владимир Рудольфович Соловьёв: Нет, когда почитаешь биографию автора, то выяснится первое - что фамилия не его, а вся биография, ну вежливо говоря, вопрос на вопросе.

Анна Шафран: Еще там какие-то бюджеты нереальные видимо….

Владимир Рудольфович Соловьёв: Он сам, судя по всему, предприниматель, который себя и раскручивает. То есть эта книга называется «Здравствуй эго, я пришел».

Анна Шафран: А, вот так вот?

Армен Гаспарян (неразборчиво): Ну, имеет человек право быть счастливым.

Владимир Рудольфович Соловьёв: Как я понимаю, издательским домом, управляет чуть ли, принадлежит не его жене. А издательский дом, чуть ли не единственный автор, которого издает, это вот этот. Ну, если я правильно собрал информацию. (Обращается к Анне Шафран) Чего ты?

Анна Шафран: Ничего.

Армен Гаспарян: Ну странно, что он тогда не скупил там условно весь фестиваль «Красная площадь», хотя у него впереди сентябрьская ярмарка.

Владимир Рудольфович Соловьёв (перебивает): Может быть и пытался…

Анна Шафран: А Чего он тогда таким сложным путем пошел? Ну, снял бы там клипы какие-нибудь, песню спел. Проще раскрутиться.

Владимир Рудольфович Соловьёв: Он себя считает, видно, великим писателем.

Анна Шафран: А, то есть он интеллектуальным…. Поняла…

Армен Гаспарян (перебивает): Анна Борисовна, ты не подсказывай, а то вдруг он потом либретто напишет….

Владимир Рудольфович Соловьёв: Точно.

(Владимир Рудольфович Соловьёв и Анна Шафран смеются)

Армен Гаспарян: Мало уже тогда может не показаться, таких людей, уникальных, великое множество, у нас же вон и были депутаты, которые пели в стиле хэви-метал, и проводили фестивали…..

А вот мнение известного китайского писателя Чжан Сюэдуна

张学东推荐语

《 任由摆布》(人民文学出版社,2013年9月,刘宪平译,亚历山大·波将金著):这是一部充满了奇思妙想和雄心勃勃的长篇小说,充斥于文字背后的魔幻现实主义可谓登峰造极,而那些弥漫着罂粟气息的故事情节更让读者瞠目结舌,当代俄罗斯文学的疆域或版图在这部全新演绎的作品中被再度扩充。

"Кабала" - это роман, полный чудесных, хитроумных замыслов и смелых дерзаний. Наводнённый словами магический реализм здесь дошёл до виртуозности, а насыщенные маковым запахом сюжеты и эпизоды удивляют читателей до остолбенения.

В этом, по-новому дедуктивном, произведении территория и пространство современной русской литературы вновь расширились.

Статья Светланы Семёновой, доктора философских наук

ПЛОТЬ И ДУХ, ФИЗИКА И МЕТАФИЗИКА ПРОЗЫ АЛЕКСАНДРА ПОТЕМКИНА

В случае с двумя книгами прозы Александра Петровича Потемкина, вышедшими в начале нового столетия и тысячелетия, можно говорить об особом, примечательном феномене как лично авторском, так и литературном. Вначале несколько слов о самом авторе, ворвавшемся в круг расчисленных культурных светил , воистину, как «незаконная комета», из областей жизни и деятельности самодостаточных, казалось бы, уже не вмещающих такое всепоглощающее призвание, как серьезная литература. Александр провел трудное, полуголодное детство и отрочество в Сухуми. Далее биография талантливого молодого человека складывалась обычным образом: учеба в Тбилисском университете, факультет журналистики ТГУ, работа корреспондентом «Комсомольской правды» в течение 7 лет, первые рассказы... Но в конце 1970-х годов он резко меняет свою жизнь, уезжает с женой в Германию (без смены гражданства). Там изучает германистику и экономику, причем последняя остается и на будущее его главным профессиональным занятием. За шестнадцать лет пребывания на Западе Александру Потемкину удалось глубоко войти в европейскую реальность, бизнес и финансы, организовать собственное дело, обзавестись пятью детьми. Он явился инициатором первых совместных советско-зарубежных проектов, в частности издания русской версии журнала "Бурда", впервые привнёс в советское медийное пространство рекламный бизнес, создав рекламное подразделение в газете "Известия". В 1996 году, под воздействием своего доброго ангела - жены Мананы, он вернулся в Россию, чтобы открыть здесь новую жизненную главу: вновь удостоверить свои научные и деловые качества - окончить аспирантуру экономического факультета МГУ, защитить кандидатскую диссертацию (в настоящее время уже и докторскую), полтора года поработать на ответственной госслужбе, перейти на научную работу в академический институт, одновременно стать директором Национального института виноделия, издать несколько книг по экономике, получивших общественный резонанс, продолжить свою широко раскинувшуюся предпринимательскую деятельность... Это лишь внешний абрис продолжающейся биографии, тайные извивы его сознания и совести, глубины его экзистенциальной авантюры , огромных заявок к себе, творческого и чуть ли не пророческого пафоса раскрывают его рассказы, повести и романы.

Удивительно разносторонняя, хочется сказать, ренессансная личность, заряженная мощным волевым импульсом к самоосуществлению, фаустианским идеалом полножизния, стремлением объять весь круг земной, Александр Потемкин к середине 1990-х годов, времени нового обретения российской родины, с какой-то внутренней необходимостью приходит к потребности словесно запечатлеть, художественно-стяженно выразить свой опыт наблюдения и понимания современных и вечных вещей. Распирающее содержание этого опыта ищет перелиться на новый, литературно-виртуальный, отрефлектированный уровень своего выявления. Парабола жизни Потемкина, стремительная, крутая, с огромным обзором, достигла некоей точки внутренней сосредоточенности, глубинного самопогружения - тут и получает свою реализацию еще один его дар: умение превращать увиденное, узнанное, домысленное, прозреваемое и пророчествуемое в развернутую мысль и темпераментное слово, в живые образы и увлекательные сюжетные коллизии... Удаче способствует многополюсность взгляда человека мира, который изнутри ведает пружины современной экономики, ее финансового рынка, уклад и ценности устоявшегося западного потребительского общества, знает его звезд и кумиров, и одновременно - болеет за Россию в ее нынешнем пост-перестроечном кризисе, в близко-личном приближении касаясь новых хозяев жизни... И, может быть, главное - чувствует нарождение нового практически ориентированного мировоззренческого поиска, новых форм бытования человека в мире, связанных с тем, что один из теоретических провозвестников будущего называет «новым эоном, нейрокосмической эрой», мультиверсумом виртуальности, отмеченной «пафосом бурного заселения новых территорий психореальности, инфореальности, биореальности», физической и духовной трансформации самой природы человека. Это и делает его последний роман «Изгой» (первую книгу предполагаемой трилогии) не только жгуче современным, но и открывающим эти вполне реальные, хотя, возможно, и двусмысленные, полные своих опасностей горизонты грядущего тысячелетия. «Изгой» стягивает в себя и разрабатывает все то, что в зародыше, в свернутом виде, фрагменте, сюрреальной вариации существовало уже в первых произведениях писателя, в его рассказах «Ностальгия» (1995), «Русский сюжет» (1996), «День русской вечности» (1999), «Отрешенный» (2000), отмеченных изощренной литературной техникой (заставляющих вспомнить не только Гоголя и Достоевского, но и Кафку, и Михаила Булгакова, и Набокова), в его философской повести «Бес» (2000), плутовском романе «Игрок» (2000). Это единство тем, мотивов, навязчивых идей , излюбленных для живописания человеческих типов, как и мгновенная узнаваемость художественной поэтики - хороший знак органического творчества, отражающего внутреннюю авторскую вселенную, с ее особо заданным движением больших и малых тел, своими смещениями и смущениями , тайными страхами и сверхкомпенсациями, своими «черными дырами» и космическими амбициями... «Изгой» естественно является той центральной вещью, вокруг которой идет здесь разговор, притом что неизбежна сравнительная оглядка на все созданное в прозе Потемкиным.

Жизненная философия

Основная коллизия «Изгоя» - между фундаментальным выбором мира сего , поставившего свои ставки на всяческое материально-чувственное ублажение человека на время его живота , и центральным героем, «ярчайшей звездой, финансовым гением, историком и философом» этого мира, причем его «высшего света», достигшим вершин успеха в бизнесе, в изысканном культивировании своей личности, в стиле жизни и поведения (миллиардное состояние, увлекательно-успешная игра на бирже, утонченные наслаждения, обладание всем желаемым...) и впавшим к началу действия в odium vitae, пресыщение, мировую скорбь. Именно он, Андрэ Иверов, внук богатого русского эмигранта и итальянской аристократки, французский подданный, решивший «полностью изменить себя, перевернуть все с ног на голову» (с. 135), становится как самым тонким и беспощадным аналитиком основ потребительского общества, так и провозвестником новых ценностей и бытийственных путей.

Потемкин избирает знакомый ему верхний элитарный этаж общества, в полной мере жуирующий его благами, ту шикерию (замечательный его неологизм!), которая выработала как рафинированный шик своих домов, их убранства, коллекций, дорогих машин, яхт, самолетов, одежды от самых модных стилистов и кутюрье, всяческих капризных забав и развлечений, редких хобби (тот же Иверов был увлечен ихтиологией - обитатели его огромных аквариумов «соперничали с богатствами мировых океанов» (с. 44) - и ауспициями, гаданием по полетам птиц...), так и особую манеру общения, предполагающую свободу щегольского жонглирования редкими знаниями, сведениями, остроумными mots, тонкими, ироничными рапирами...

Иметь , бороться за обладание богатством, влиянием, положением - вот что напрягает ум, хитрость, подлость, мускулы, что мобилизует волю, разжигает азарт, создает деятельный тонус бытия, в котором наш герой до последнего времени был превзысканным счастливцем, создав свою раскинувшуюся на несколько стран империю собственности и всегда удовлетворявшихся страстей и прихотей. Еще герой «Беса» Иван Черногоров, такой же предпринимательский талант, магнетическая личность, по внутреннему самоощущению сверхчеловек со своей сверхидеей «организовать катарсис всея Руси», вернуть «русский дух XIX века» замечает: «В последнее время мир в корне изменился. Сейчас соблазны материального благополучия по широте выбора превосходят радости душевной благодати» 5 . Это на деле очень серьезная мысль: да, регистр и ассортимент сластей, страстей, удовольствий, развлечений столь невероятно развернулся и изощрился, утверждает себя столь непререкаемо, что ему, казалось бы, трудно, почти невозможно противопоставить нечто из бледно-отвлеченного репертуара душевных добродетелей и высоких духовных помыслов. Недаром с таким вкусом в произведениях Потемкина выписан и восписан льстящий всем рецепторам вещный комфорт, чувственный и гастрономический рай - более того, писатель любит тут на одну-две страницы дать гиперболически-избыточные реестры вещей, веществ, знаменитостей, продуктов и яств (так и хочется сказать, раблезианских, хотя, возможно, ближе по влиянию - гоголевских), будь то невероятно-фантазийный заказ в ресторане Черногорова, призванный ошеломить и отдать в его власть душу красотки Маши Молчановой, настоящая «поэма экстаза» в перечислении разнообразного психоделического зелья, которое разворачивает торговец наркотиками в том же «Бесе», или список излюбленных бордосских вин Иверова, известных мировых прелестниц - от Клаудии Шиффер до Шарон Стоун, - в разное время ублажавших князя своей красотой и пылом, данные гонораров современных кумиров, будь то манипуляции талантливой авантюристки Сисмонды Паппалардо с отравами, антидотами, приворотным зельем и психотропными снадобьями, или изобилие московского Дорогомиловского рынка в «Изгое»... А чего стоит описание «одного из самых замечательных дворцов в предместьях Ниццы, в Сен-Поль-де Ванс» (с. 44), принадлежавшего Иверову, его мега-яхты «Святой дух», или «автомобиля-мечты», «голубого “Бугатти” ЕВ 16, 4 Вейрон»! Умопомрачительно дорогие супервещи, сработанные знаменитыми дизайнерами и инженерами, получают особый, уникально-личностный статус - своего рода фетишей и идолов современных вещепоклонников.

Иметь идет рядом с казаться - недаром явление каждого персонажа этого мира чаще всего начинается с описания того, во что он одет, какими знаменитыми лейблами отмечены его костюм и обувь, какую стрижку соорудил ему модный мастер. Тот акцентированно-броский, глянцевый колорит, который лежит не только на внешности, манерах, реакциях и поведении персонажей, но и на стиле автора, функционально точен в романе, представляя дух времени, значащих, маркерных типов нынешнего космополитического социума: сам миллиардер, американский финансовый аналитик Эбби Крайд, большие и малые хищники вокруг Иверова - сногсшибательная топ-модель английского дома модели Жаклин Марч, фаворитка европейских подиумов зимы 2001 - весны 2002 года, последняя прихоть Иверова, приглашенная на год за 20 миллионов долларов время от времени услаждать его досуг, агент по особо деликатным поручениям князя, современная «сваха» г-жа Анна-Валери Болль, современная «ведьма» Паппалардо...

Переживший свое экзистенциальное пробуждение от жесткого захвата ценностями и целями этого мира, сорокадвухлетний Андрэ Иверов четко формулирует ущербы и тупики современной цивилизации, обострившиеся с процессами глобализации экономики и мирового уклада, ускоренной, даже в сравнении с 1960-1970-ми годами «стереотипизации», массовизации общественного сознания, рождающими «посредственности, людей-однодневок» (с. 149): «...все страсти человеческие брошены к ногам четырех идолов: деньги, секс, чревоугодие, внешность» (с. 150). Эти идолы, истовое им поклонение и служение колоритнейшим образом восписаны в романе Потемкина, как во французских, так и в русских его главах. Деньгам воскуривает свой упоительный фимиам Сисмонда Паппалардо, увлекая и завлекая на мгновение качнувшуюся в непредсказуемую сторону любовного чувства к Иверову лондонскую модель: «Капитал! “Money, money, money”, - взывает весь мир. <...> Это пьянящее сочетание букв, категория абсолютной свободы, субстанция почти божественная. Чем больше денег - тем шире мир познания, слаще вкус жизни, тем глубже ощущение радости бытия» (с. 126). А вот перед нами уже русский бизнесмен новой волны, Платон Буйносов, одержимый идеей-силой «тотального сохранения и наращивания» капитала, влюбленный «в деньги как в какой-то универсальный фетиш», который единственный «может приблизить его к божеству, к сверхчеловеку» (с. 207). Размышляя над неотразимой магией денег, влекущих к себе «большую часть человечества уже многие сотни лет», открывая нам достаточно типичный комплекс идей и целей Буйносова, автор представляет весь веер мифологической сакрализации денег, вплоть до такой их онтологизации: «Наконец, кое-кто видит в них чуть ли не субстанциальную основу мира - наряду с землей, водой, огнем, воздухом и плазмой, без которой сама материя безжизненна и не пригодна для проживания» (с. 206). И Паппалардо, и Буйносов - это, так сказать, жрецы-идеологи денег, но фактически почти все остальные персонажи состоят в преданных адептах этого заглавного идола, ведь именно он открывает доступ к трем другим, поименованным Иверовым.

В первых главах романа внешность и секс блестяще, в духе вкусов и стандартов времени воплощаются в австралийке Жаклин Марч, «богине красоты и эротики» последнего модного сезона, зеленоглазой с «чувственными губами», белоснежно-розоватой кожей диве, идеально-конкурсных пропорций, в которой сама одежда при первом ее появлении заявляет свою неотразимую власть над мужчинами: «Красный цвет, фаворит всех подиумов, обрел на ней необыкновенную напористость и чувственную завершенность. Броский, брутально вызывающий, намеренно провоцирующий, агрессивно сексуальный стиль обтягивающего платья с разрезами вдоль бедер обнаруживал твердость намерений этой красавицы» (с. 47).

Мотив женской красоты как одного из самых дорогих и востребованных товаров, вызывающий разгоряченную за ней охоту, возникает и остро-увлекательно разрабатывается в излюбленных автором моралистических этюдах-размышлениях (моралистических - в жанровом смысле афористической прозы, типа прозы Лабрюйера или Ларошфуко); он же воплощается и в «Бесе», и в «Изгое» в экспрессивные картинки ошеломительного явления юных красавиц в места традиционного скопления свежеиспеченных российских толстосумов, удачливых аферистов и прожигателей жизни, депутатской и околокультурной элиты, в новые капища современных идолов - рестораны и казино.

В «Изгое» описанию одного из таких капищ, ресторана «Белое солнце пустыни», отведена целая глава. Здесь под «шелест купюр и шуршание дорогих платьев» (с. 585) на первое место выходит уже безудержное чревоугодие, «вакханалия пира», не забывающая, правда, и о сексе. В броской, густо-масляной картине предстает разгул низовых страстей, «эротических чувств и кулинарных вожделений», приправленный азартом петушиного боя, - вплоть до настоящей животной оргии, финального исступленного оскотинивания, когда в общей атмосфере «вселенского цинизма», смешения всего и вся «Homo sapiens на глазах перерождался в Homo ferus» (с. 582) («человека озверевшего»)... Художественная палитра писателя здесь разнообразна: и фламандское живописание, и чуть сюрреальное утрирование, и аналитическая моралистическая интонация, и философское обобщение, которым венчается этот эпизод: «Заканчивался вечер отдельного московского микромира, который убедительно подтверждал и обнажал древнейший постулат: человек не в силах превозмочь себя, чтобы вырваться из магического плена первородного греха. Здесь были убеждены, что фантазии материального мира будоражат сознание куда слаще, чем поиск духовных добродетелей. Телесное всегда побеждает духовное, но сколько продлится этот триумф? Неужели вечность?» (с. 587-588).

Именно Иверов выводит эту коллизию, как и вопрос о том, кто же правит на земле этот бал , в религиозную плоскость - вечного поединка Бога и его бытийственного антагониста («В ресторане царила атмосфера греха: духом и плотью командовал дьявол...» - с. 587). Тут один из метафизических вопросов, который мучает героя, рождает в нем собственные профетически-религиозные новации - однако, об этом позже. Пока же, на мой взгляд, весьма философски продуктивна мысль, высказанная в главе, непосредственно следующей за сценой в «Белом солнце пустыни», одним из обитателей палаты № 7 психиатрической клиники им. Сербского, куда попадает Иверов в ходе поиска самого себя уже на исторической родине. Речь идет о размышлении некоего Пересвета Васильевича Каблукова, худого, сутулого, бородатого мужчины лет сорока пяти с голубыми глазами, полыхающими «яростной энергией», добровольного раскольника и изгоя этого общества, нашедшего только здесь, в желтом доме, убежище от обстоящего низменно-потребительского мира, который он перед своими товарищами по палате неистово-ораторски обличает: «А как нашему брату жить вне ее стен? Как принять этот безумный мир, культивирующий в человеке лишь страсть к деньгам? Аппетит к богатству растет непомерно и ежеминутно. Он превращается едва ли не в суть человека! Желание владеть окружающим миром, а не сосуществовать с природой, делается все круче, все изощреннее, все более открытым, сумасшедшим! Мир маниакально и бесповоротно потянулся к внешней роскоши. Люди сами не ведают, что, покупая дорогую ведь, хоронят в себе Бога! Наступила пора, когда глупцы умничают, а умные безумствуют, когда незнайки властвуют, а таланты безмолвствуют, когда титаны унывают, а легкомысленные творят, когда тронутые умом пишут в Думе законы, а здоровые вынуждены укрываться в психиатрических лечебницах» (с. 564). Так что же это за особая мысль Каблукова, бросающая некий просветляющий блик на великолепное свинство предыдущего эпизода, да и не только его? На этот раз после дискуссий о православии и католицизме, исламе и христианстве обитатели палаты № 7 вышли на тему о вегетарианстве. «Мне кажется, - замечает Пересвет Васильевич, - убийство животных - это человеческая месть за собственную обреченность на смерть», далее тонко развивая свое утверждение: мол, и убийцы в акте уничтожения своих жертв, сознательно или, скорее бессознательно как бы мстят самому порядку вещей в мире, смещают ужас и страх собственного неизбежного конца на другого, так оправдывая себя - «Вот тебе за мою будущую смерть!» И заключает: «С животными дело обстоит еще проще. Человек рассуждает: “Если я - венец природы - летален, то ты, бездушное животное, почему должно жить?”» (с. 595).

Именно эта смертная обреченность человеческого существования и ведет, по самому глубокому метафизическому счету, к исступленному от нее бегству в немногую земную сласть, в отвлечение - развлечение от жестокой истины смерти (паскалевский divertissement), когда можно погасить сознание (именно это отключение подчеркивается в сцене в ресторане), предавшись лишь всепоглощающему ощущению основных инстинктов, прихотливо разжигаемых целой современной индустрией секса и гастрономии, или включиться в азартно-увлекательную, заставляющую забыть тени и изнанки бытия, охоту за богатством и положением, признанием и славой. Недаром матерински привязанная к Иверову шестидесятипятилетняя г-жа Понсэн, его адвокат, горестно переживая метаморфозу своего хозяина, ждет от Жаклин Марч, что та сумеет своей красотой и искусством обольщения встряхнуть его, стронуть с неподвижной точки какого-то безочарованного прозрения, вновь бросив в отвлекающий жизненный круговорот: «Ему нужен человек, способный вывести его из чрезмерной задумчивости в мир развлечений и азарта» (с. 77). Но это и означает то, что Николай Бердяев называл истреблением духа вечности , духа святынь , высшей человеческой надежды на превозможение своей несовершенной смертной природы, - надежды, питаемой христианской Благой Вестью. Именно этот дух и эта надежда начисто изгоняются в новейшей безбожной цивилизации, поклонившейся мамоне и призрачному лжебытию, в чем и таится конечный крах рода людского, отказавшегося от своей миссии восхождения, одухотворения себя и мира.

(Продолжение следует)

А каково ваше мнение, уважаемые читатели?

Новый роман Александра Потемкина «Человек отменяется» это «Человеческая комедия» современного российского общества, разделенного преобразованиями на тех, кому нечего больше желать, и выброшенных на обочину жизни. Люмпенизированные интеллигенты, пресыщенные олигархи, продажные чиновники, вороватые писатели, безумные великосветские старухи, деловитые авантюристы, алчные политиканы, гастарбайтеры, бомжи – представители всех слоев общества – составляют галерею образов романа.

Духовные, философские поиски главных героев отражают реалии сегодняшнего дня и в то же время уходят в давние традиции русской и мировой литературы.

Переступив однажды нравственный закон внутри себя, главный герой увлекся поисками предела в нарушении законов, данных богом и людьми.

Ограничена ли власть над людьми, над их жизнью, тех, кто имеет неограниченные финансовые и административные ресурсы или им все позволено? Автор углубляется в тончайшие психологические нюансы человеческой природы и возвращается к постоянной теме своего творчества – необходимости изменения генома...

Я давно знакома с Александром Потемкиным. Если честно, не знала, что это профессор и уважаемый человек, потому что особой художественной ценности для меня его книги не представляют. Но сейчас его новая книга "СОЛО МОНО Путешествие сознания пораженца" так активно рекламируется даже по телевизору, на федеральных каналах, что сыграло любопытство.

Книгу преподносят как нечто волшебное, очень умное, для людей с высоким уровнем сознания, как говорит сам автор. Квота введена им самим, как я понимаю. Есть уровень интеллекта, а вот у него уровень сознания.

В книге автор поднимает важные вопросы деградации человека. Мы перестаем развиваться и думать о будущем, мы лишь пользуемся благами Земли и удовлетворяем самые низменные потребности. А Потемкин через своего одинокого героя Махоркина хочет создать новый вид Соло Моно. Это существо, которое будет обладать высоким интеллектом и самодостаточностью, оно будет бесполым, поэтому свободным от определенных потребностей.

И вот нам предоставляется возможность вместе с горе-ученым путешествовать по России в поисках подходящей кандидатуры. Мне даже стало обидно за наших жителей, которые видятся автором только как падшие существа. Все мы пьяницы, дебоширы, проститутки и т. д.

Автор часто отклоняется к великим мыслителям и великому С. Дали, восхищаясь его искусством, сравнивая в какой-то степени себя с ним. Дали был талантлив, но он сидел на наркотиках и в его голове кружились страшные видения. Вот у нашего героя, мне кажется, что-то похожее в мозгу.

Спасти наше человечество хочет каждый здравомыслящий человек, но я совершенно бы не желала, чтобы это происходило так, как хочется Махоркину.

Книгу рекомендуют многие уважаемые критики, их рецензии легко найти. Книга пытается казаться умной, их рецензии также написаны очень замудренно с использованием терминов, не знакомых обычному человеку. Тем самым подчеркивая, что это книга для избранных. Я считаю все это простой рекламой.

Видео обзор

Все(1)

Роман затрагивает актуальные проблемы современности – антропологичесий кризис нашей цивилизации, возможность генетической модификации человека, опасность искусственного интеллекта.

«Новый роман Потёмкина оказался в самой «гуще» наисовременнейшего, я бы сказал, литературно-космологического тренда, возникшего в недавнее время. Конечно, и авторским замыслом, и сюжетом, который, кстати, едва прощупывается, поскольку по замыслу автора носит вторичный характер, и интеллектуально изысканным стилем, и даже архитектоникой - один абзац длиной в триста страниц, роман «Соло Моно» по-потёмкински абсолютно индивидуален».

Анатолий Салуцкий, член Союза писателей России

«Новый роман Александра Потемкина удивил своей сложностью даже самых его прилежных читателей. Это роман-вызов, и уже в авторской аннотации задан тон: «Уважаемые читатели! Если уровень вашего HIC («эйч ай си», высшее выражение сознания, higher intelligence consciousness) меньше, чем 100, то, пожалуйста, не приобретайте эту книгу - вряд ли вы получите удовольствие от ее чтения». При таком посыле не каждый решит признаться в своей несостоятельности, и читатель книге обеспечен - начинаешь погружаться в причудливую ткань текста. Если автор хотел добиться того, чтобы роман был прочитан даже помимо воли, - он этого достиг.

Уровень HIC и является основным составляющим романа, причем уровень интеллекта напрямую связывается с судьбой человечества, что даже в контексте нынешнего повышенного интереса к возможностям человеческого сознания и мышления представляется оригинальным. А уж выбор персонажа, который взял на себя миссию усовершенствования человечества, просто поразителен».

Мария Филина, доктор филологических наук,
профессор ТГУ им. Ив.Джавахишвили

«Романы Александра Потемкина всегда отличала уникальная позиция повествователя. Речь не о том, что рассказ ведётся от первого лица, не о том, что личность рассказчика раздваивается, но о том, кто является адресатом рассказа. Им становится вся современная цивилизация, и в книге «Соло Моно» автор доводит этот приём до совершенства. Исповедь главного героя, Фёдора Михайловича Махоркина, не только адресована виду человеческому в целом, но в неё вкраплены четыре прямых обращения к людям Земли».

Роман Багдасаров, культуролог

«Собственно, роман Александра Потёмкина - это тоже картина Дали в слове . Бесконечное «путешествие в себе» героя романа, как и в истории человеческих интеллектуальных открытий, смотрятся примерно так же, как оплавленное, текучее время на фоне пустынного, «голого» пейзажа в работе «Постоянство памяти». Привычный порядок разрушен. Очевидное становится невероятным. И наоборот».

Капитолина Кокшенева,
литературный и театральный критик, доктор филологических наук

« В конце романа читатель обнаруживает, что «Соло Моно» в некотором роде «Künstlerroman», герой - не просто сумасшедший, но художник, собирающийся конструировать мир. Его помешательство - притворно, как помешательство Гамлета или Раскольникова, это не помешательство в медицинском смысле. И только на последних страницах романа мы понимаем, что Потёмкина занимает развитие идеи утопии, воплощение и дальнейшее развитие фантазии Гёте о Гомункуле, размышление о современной цивилизации, времени, человечестве как биологическом виде, нанотехнологиях, современной физике и многом другом».

Ирина Багратион-Мухранели,
доцент Православного Свято-Тихоновского Гуманитарного Университета

Книгу можно купить на сайте Издательского Дома "ПоРог "
или заказать по телефонам 8-800-250-63-76, 8-495-611-35-11

Загрузка...